Синдром

Синдром (рассказ А. Коммари) – Что дети делают? – спросил Ковальчук у супруги, закончив ужинать. – В кои веки ты детьми заинтересовался, – с иронией заметила та. – Ты же знаешь – в последнее время куча работы, так что не трынди. – Играют у себя в детской. Ковальчук пошел в детскую. Близняшки сидели на полу и строили что-то из импортного конструктора. И оба пели: Ах ты милая картошка, тошка-тошка, Пионеров идеал, дал-дал, Тот не знает наслажденья, денья-денья, Кто картошки не едал. Ковальчук ошарашено посмотрел на них. – Э, это вы где такие песенки берете? – спросил он. – В садике, – ответил один из близняшек, вроде бы Витька. Ковальчук хотел что-то сказать, но потом передумал, вернулся на кухню к жене. – Не, ты прикинь. Ни хрена себе – садик с обучением на английском, две штуки баксов в месяц – а их там совковым песням учат. – Каким? – не поняла жена. – Каким, каким… советским, пионерским. Голодранским. Про картошку! – Ковальчук чуть не плюнул. – Завтра надо бы съездить, сказать, все что я о них думаю. – Съезди,- равнодушно сказала жена. *** – Итак, – сказал профессор, – кто хочет поделиться своими мыслями о творчестве Фридриха Ницше? Студенты затихли. – Ну, не бойтесь, – насмешливо сказал профессор, напялил на нос очки, стал изучать список. – Ну, давайте вот вы, Леонидова. Девушка поднялась. Вздохнула. Начала на выдохе: – Фридрих Ницше, известный немецкий реакционный философ. Первый крупный предвозвестник империалистической идеологии в Германии. У Ницше уже наметились почти все те идеологические мотивы, которые постепенно развиваются в эпоху империализма и идеологически подготовляют империалистическую войну, а после нее, при всеобщем кризисе капиталистической системы, — фашизирование буржуазной идеологии. Конечно у Ницше империалистическая идеология дана лишь в зачаточной форме, поскольку те объективные социально-экономические тенденции, которые вели к империализму, во времена Ницше еще не успели развиться. Но так как именно эти тенденции стоят в центре мышления Ницше, он поэтому становится ведущим идеологическим выразителем всех реакционных стремлений в течение всего периода империализма… Профессор снял очки. – Это… – сказал он. Студентка замолчала. – Леонидова, – неуверенно сказал профессор, надел очки, заглянул в журнал посещаемости. – Мария… Маша, вы, случаем, не проспали где-то последние двадцать лет? Кома там, или летаргический сон? – А что? – спросила Леонидова. – Что-то не так? Профессор снял очки. – В общем-то все так. Только это… такое толкование Фридриха Ницше устарело по крайней мере лет этак двадцать. Если не больше. – А по-моему все правильно, – сказала Маша. – Фашиствующий декадент. Гитлер его любил. И западные буржуазные идеалисты. – Стоп, стоп, стоп, – обеспокоено сказал профессор, снова надев очки. – Это где вы таких слов набрались? Вы такого вроде у меня не изучали. Меня – да, подобному учили – но вы-то вроде из совсем другой страны. – Почему из другой? Я все помню. Профессор заглянул в список, снял очки. – Как вы можете помнить – вы и родились через два года после распада СССР! – А я все равно помню, – сказала Маша. – И помню, что там Ницше считали гадом. И, как мне кажется, совершенно правильно. Теоретик несет ответственность за то, как будет истолкованы его идеи на практике. Профессор снова надел очки. *** Ковальчук вышел во двор. Подошел к своей машине. На правом боку “Мерседеса” была выцарапана звезда, серп и молот. На левом боку – два слова: “Смерть фашистам!”, а на ветровом стекле за дворник был запихнута бумажка. На бумажке, написанная нетвердым детским почерком, красовалась надпись: “Очистим Советскую Родину от капиталистов! Пионеры партизанского отряда имени Зины Портновой”. Рядом с надписью – нарисованная тем же красным фломастером – стояла звезда. – Ах ты, милая картошка, – задумчиво сказал Ковальчук, то перечитывая записку, то поглядывая на царапины. Потом длинно и грязно выматерился. *** Явление ретроградных воспоминаний – или, иначе, острый советский синдром – было зафиксировано примерно в одно и то же время на территории всех 12 стран бывшего СНГ и в трех прибалтийских государствах. Комплексный анализ показал, что наиболее мощные проявления этого синдрома были у тех, кто родился после 1991 года. Несмотря на то, что они не жили никогда в СССР, они вдруг начинали говорить лозунгами из газеты “Правда” самого что ни на есть застойного времени. Болезнь затронула практически всю молодежь начиная с самого юного возраста – у детей это проявлялось в пении пионерских песен, создании подпольных партизанских организаций, носивших имена пионеров-героев. Болезнь у молодежи постарше часто имела агрессивные, экстремистские и крайне антиобщественные проявления. Ретроградные воспоминания не обошли и взрослых – только у них это происходило во сне. Крупный олигарх во сне работал инженером на 130 рублей в каком-нибудь НИИ, крупный чиновник читал лекции в вечерней школе коммунизма, крупный политик федерального уровня во сне работал инструктором райкома КПСС. При этом диссоциация сознания – оно же расщепление – постепенно приобретала все более острые формы, и тогда какой-нибудь губернатор и член “Единой России” мог во время выступления по телевизору запеть “Варшавянку” или призвать рабочих местных заводов немедленно начать всеобщую политическую забастовку. Были и случаи суицида. Призванные на помощь лучшие мировые специалисты, ООН и страны Запада только беспомощно разводили руками. Когда по всем федеральным каналам был запущен мегаблокбастер “Красные упыри”, снятый в Голливуде с бюджетом в несколько сот миллионов долларов – где Ленина, получающего деньги немецкого генштаба и наслаждающегося сценами расстрелов заложников в подвалах ВЧК, играл Том Хэнкс, а Сталин в исполнении Брэда Питта лично убивал свою жену в исполнении Николь Кидман, на территории бывшего СССР случилась так называемая “ночь летающих телевизоров” – в окно, по самым скромным подсчетам, улетело примерно 30 миллионов телеприемников. Ничто не помогало. Острый советский синдром поражал все большее количество людей – горстки неинфицированных на Западной Украине или в Прибалтике погоды не делали. Даже президент Грузии выступил по телевизору и, со слезами на глазах, сказал, что лучше он будет, да, торговать мандаринами в столице нашей Родины городе-герое Москве, чем будет президентом своей проданной мировому империализму страны, да! *** На Совет безопасности пришли все. Исключая министра обороны и министра иностранных дел. Министр обороны выбросился из окна девятого этажа, оставив записку: “Я больше так не могу”, министр иностранных дел был в больнице. Психиатрической. Он два дня не появлялся на работе, когда к нему приехали домой, из-за дверей доносились звуки советских песен. Дверь он не открыл, когда ее выломали, министра нашли сидящим на полу, слушающим старые виниловые пластинки и читающим “Документы внешней политики СССР”, Издательство “Международные отношения”, год издания 1953-й. Министр переворачивал страницу за страницей, читал вслух отдельные места, говорил: “Боже, что же мы наделали!” и плакал. Лица у собравшихся были хмурые. – Итак, – сказал Президент, – Что мы имеем на данный момент? Что скажет наше любимое ФСБ? – Вскрыта подпольная украинско-российская организация “Молодая гвардия – Настоящая”. Готовили вооруженный захват власти и создание в сопредельных областях наших стран Советской украинско-российской республики. Самое печальное, что оружие организация получила от высших офицеров вооруженных сил России и Украины. Директор ФСБ с осуждением посмотрел на начальника Генштаба, представлявшего министерство обороны. – Ага, – сказал начальник Генштаба. – А это не твои коммандос взорвали “Музей советского тоталитаризма” во Львове? Директор хотел что-то возразить, но президент их прервал. – Заканчивайте. Сейчас везде у всех… – Он тяжело вздохнул. – Мне дочка вчера сказала, что она уходит из дома. Ей стыдно, что я президент Российской Федерации. Государства-предателя. Страны, предавшей идеалы Советской России. – А мой балбес сказал, что таких как я надо отправлять в ГУЛАГ, – сказал премьер. – И мой… а моя… и у нас… – в один голос забормотали члены Совбеза. Президент поднял руку, попросил всех замолчать. – Что делать? Повисла тягостная тишина. – Ладно. Пусть тогда свое мнение скажет эксперт. Ему, насколько я понимаю, есть что сказать. Все повернулись к сидевшему не за столом, а у дальней стены немолодому человеку в очках. Тот встал, подошел к столу. Откашлялся. – Мы все с вами из того, советского времени. И, как вы помните, одна из установок советской идеологии – она же ее цель – было создание так называемого нового советского человека. Заметьте, не людей – а человека. Я не знаю, случайная ли это была проговорка у большевиков, или сознательная, но вот это единственное число, как мне кажется, и дает ответ на вопрос, что происходит. Машинально – очевидно, по преподавательской привычке – он стал ходить взад вперед за сидевшими, которые не отрывали от него напряженных взглядов. – Кто-то сказал про социализм: это замечательный строй, только он годится не для людей, а для ангелов. Подразумевая, что обыкновенный человек – с его эгоизмом, жадностью, корыстолюбием, ленью – есть самый главный враг социализма. И большевики поставили своей задачею создать человека нового. Что им не удалось – и что привело, как мы знаем, в 1991 году к окончательному падению социализма и развалу СССР. Эксперт остановился. – Только мы ошиблись. Они этого человека создали. Успели. Послышались недоуменные восклицания, но эксперт, чуть повысив голос, продолжил: – Именно так. Мы помним события 1987-1991 годов – когда, постепенно набирая обороты, шла кампания по замене советских и социалистических ценностей на буржуазные. В эту компанию были включены все – и технические и интеллектуальные и даже нейролингвистические – средства. К августу 1991 сторонников ни у СССР, ни у социализма не осталось. Кроме каких-то уж очень упёртых маргиналов и не менее жалких стариков и старух. Потом, в следующие 20 лет, эта компания продолжалась – но уже скорее по инерции, потому что, как мы думали, фарш невозможно провернуть назад, уж простите за этот оборот, то есть изменения, которые были сделаны в сознании народов, населявших СССР, необратимы. Мы очень сильно ошиблись. – Советский человек был тяжело ранен, но не убит. Он выжил, он отлежался, он зализал раны – а теперь – через наше коллективное подсознательное, через массовые архетипы – он нанес нам удар. – Кто видит советские сны, только честно?- спросил эксперт у присутствующих. Все замялись. Президент поднял руку: – Я. Вчера во сне ездили в Народную Республику Болгария. По путевке от профкома. – А мне выговор дали на партбюро – за то, что завод не выполнил план, – сказал министр экономразвития. Потом добавил: – Правда, без занесения. Все начали говорить про свои сны, но эксперт снова призвал к тишине. – Вот видите. Это вы, люди взрослые, успешные. А представьте себе, что происходит у людей менее успешных. А что происходит с молодежью. А что, наконец, происходит с детьми. Так вот – это чудовище – этот homo soveticus – задуманный и сделанный большевиками, не знаю, как, но сделанный – нанес ответный удар. – Предположим, – прервал эксперта президент. – Предположим, вы правы. Что мы можем сделать? Эксперт посмотрел ему в глаза. – Господин президент, боюсь, что очень немного. Если мы не хотим распада всего социума и полного коллапса, то, как мне кажется, у нас только один выход. – Какой? – нервно спросил президент. *** Когда президент Российской Федерации вошел в его кабинет в Госдуме, председатель ЦК Коммунистической партии встал и вышел к нему навстречу из-за стола. Мужчины, стараясь не смотреть друг другу в глаза, пожали руки. – Значит так, – сказал президент. – Я не знаю, какой там у вас был последний съезд КПСС – двадцать восьмой, двадцать девятый, вы уж там сами разбирайтесь. Собирайте свой съезд, утверждайте всякие свои политбюро, цэка, ревизионные комиссии. Кого генсеком изберете – тому я ядерный чемоданчик отдам. Председатель ЦК молчал, старясь не смотреть на президента. – Найдите там старичков-пенсионеров из брежневского ЦК, может хоть кто-то остался, пусть они вам расскажут, как все это работало и крутилось – эти их съезды, пятилетки, плановая экономика. Этих только, перестройщиков не зовите, конечно. От них толку никакого. Обмен партбилетов проведите, все как у вас там полагается. Потом назначьте выборы в Верховный Совет – и чтобы тоже все как надо, как тогда – никаких других партий, и выбирать чтобы из одного человека, представителя нерушимого блока коммунистов и беспартийных… Было видно, с какой мукой и ненавистью президент произносит эти слова. – И после этого флаг вам в руки. Рулите. Президент задумался. – А может, тебе ядерный ящик прямо сейчас отдать? – вдруг спросил он. Председатель ЦК испуганно дернулся: – Да нет, не надо. – Ну, хорошо. Потерплю еще. Сколько смогу. – А что вы будете делать… после? – осторожно спросил председатель, осмелившись посмотреть, наконец, в глаза собеседника. – Потом? Ходить на работу. Юристом каким-нибудь. По советскому хозяйственному праву. Слушать вечерами Би-Би-Си. Травить антисоветские анекдоты. Отдыхать в Сочи. Только теперь уже в профсоюзном санатории. Как и полагается. На мгновение председателю ЦК коммунистов показалось, что на глаза президента России наворачиваются слезы. Потом он махнул рукой, и пошел к двери. В дверях обернулся. Тоскливо посмотрел на главного коммуниста страны и сказал: – Вы победили, гады.